– Надеюсь, на этот раз вам повезет больше. – Клим не стал сворачивать к багажной стойке, а прошел здание аэровокзала насквозь.

На крыльце его тут же обступили частные извозчики:

– Такси… недорого… – звучало со всех сторон, – могу почти даром поселить в доме, там речка рядом…

Клим, не обращая на них внимания, сошел со ступенек. Дитриха нигде не было видно. Однако Бондарев привык к подобным штукам, сам в прежние времена редко появлялся сразу, когда приходил на встречу. Следовало убедиться, что нет «хвоста». Клим даже улыбнулся: «Словно вернулся в прошлое. Шпионские игры».

Он прошел на край площадки перед зданием, где совсем не было народа, прислонил снасти к фонарному столбу и закурил с беззаботным видом. Постепенно пассажиры его рейса рассосались. И вскоре даже бдительный милиционер у входа перестал обращать на него внимание.

Даже в Германии он выходил раньше. С годами люди становятся подозрительней.

Со стоянки, где сверкали на солнце крыши десятка машин, выехал военной раскраски «УАЗ». Неторопливо прокатился по площади. За рулем сидел седой мужчина в тяжелых простых очках. Если бы Бондарев точно не знал, с кем должен был встретиться, он бы скорее всего не узнал Дитриха. «УАЗ» притормозил возле него, щелкнула дверка.

– Садись, – коротко сказал Дитрих Калау.

Когда уже отъехали от аэровокзала, немец подал ладонь:

– Извини, Клим, за то, что заставил ждать. Есть все основания беспокоиться.

– Для начала – здравствуй, – Бондарев пожал руку, – в последние годы, честно сказать, меньше всего думал, что придется еще раз свидеться.

– Я тоже.

Дитрих нервно посмотрел в зеркальце заднего вида.

– За нами никого, как и перед нами, – вставил Бондарев, – а я приехал один.

– Не о тебе речь. Могут следить за мной.

– У некоторых бывших агентов спецслужб с годами развивается мания преследования, кажется, так пишут в пособиях по психиатрии.

– Мне не до шуток.

– У психов все их мании – дело серьезное. Ты не спятил? Выдернуть меня из Москвы!

– Меня тоже выдернули из Дрездена. И я удивился не меньше твоего.

«УАЗ» на скорости вылетел на шоссе. Времени с момента приземления прошло достаточно, следующий борт садился через три часа. Автомобиль на жестких рессорах трясло так сильно, что Климу пришлось ухватиться за поручень.

– Не гони, – сказал он Дитриху, – скорость спасает, если уходишь от погони, а от самого себя убежать невозможно.

– Ты прав, это нервы. – Дитрих Калау промокнул лоб бумажной салфеткой и сбросил скорость.

– Теперь стало получше. – Бондарев повернул боковое стекло и закурил. – Чем теперь занимаешься?

– Для людей с моим прошлым в Германии нет ни настоящего, ни будущего, – ответил Дитрих с затаенным удовольствием, чувствовалось, что эту фразу он повторяет достаточно часто. – Я пенсионер, хорошо еще, что меня не судили.

– Это я знаю.

– Нет, я не жалуюсь. Каждый выбирал свою судьбу сам, но теперь я хотел бы, чтобы меня оставили в покое.

– Претензия не по адресу. – Клим посмотрел в зеркальце заднего вида и проводил взглядом военный грузовик, мчавшийся к аэропорту. – В России о тебе помнят.

– Ты по-прежнему на плаву. – Дитрих повернул голову, он то ли спрашивал, то ли утверждал.

– Смотря для чего.

– У меня проблемы из-за прошлого.

– Серьезные проблемы?

– Я не собираюсь довести дело до этого.

Дитрих напряженно всматривался в указатели. Он резко вывернул руль, и машина ушла на крутой съезд, запылила по проселку, идущему вдоль леса. Калау заехал в молодой лес, в котором сосны были посажены ровными рядами, и выключил двигатель. Теперь стало слышно, как поют птицы, как шуршат ветви деревьев. Бондарев распахнул дверцу, ветер принес в салон запах согретого летним солнцем хвойного леса.

– У меня поговорить не удастся, давай лучше сделаем это здесь, – предложил немец.

Клим только пожал плечами, ему показалось, что зря он придал большое значение звонку: «Просто нервы у него сдали, вот и дергается». Он выбрался из машины, сорвал сухую травинку и принялся ее жевать.

– Тебе приносили на дом твое полное досье? – Калау стоял, облокотившись на теплый капот машины.

– Бог миловал, – отозвался Бондарев.

– А мне три месяца тому назад принесли. В досье оказалось все, даже то, о чем я давно забыл или старался забыть.

– Кто его тебе принес?

Дитрих криво усмехнулся:

– Самое странное, что – никто.

– Так не бывает.

– Я вернулся в квартиру из магазина, а досье уже лежало на самом видном месте – на столе в гостиной. А я живу один.

Клим присвистнул:

– Без женщины?

Дитрих нервно захрустел пальцами, но тут же расцепил руки.

– При чем здесь это?

– Была бы у тебя жена, она бы могла видеть, кто входил в твою квартиру.

Калау пропустил мимо ушей замечание Бондарева.

– Досье было почти полным, в нем не хватало только информации о наших с тобой подвигах.

– Значит, мы хорошо с тобой работали, раз не оставили следов, – усмехнулся Клим. – Ты богат? Тебя решили шантажировать?

– Сегодняшняя Германия не слишком щедра к бывшим сотрудникам Штази. Я обнаружил досье, а потом целый месяц меня не беспокоили: ни гостей, ни звонков. Мертвая тишина.

– За этот безумный месяц ты много передумал. Тебя грамотно «развели» – неизвестность пугает сильнее всего.

Калау посмотрел на свои руки, пальцы слегка дрожали.

– А потом пришел он. – Дитрих сжал кулаки. – Я его никогда прежде не видел. Добротный костюм, хорошие манеры. И без обиняков предложил мне поработать по специальности.

– У тебя не одна профессия.

– Транспортировка оружия, – уточнил Калау. – У меня остались «хвосты» в Никосии с прежних времен.

– Фирма «Африкаэротранс» еще существует? – удивился Бондарев.

Дитрих утвердительно кивнул:

– Не только существует, но и ее головной офис на Кипре процветает. Все, что создавалось за границей на советские деньги, создавалось основательно, не на один день. Ее владелец дорого дал бы, чтобы его прежние связи не всплыли.

Бондарев задумчиво крутил травинку в пальцах.

– Как выглядело предложение?

– Почти невинно. Мне предложили заработать. Оживить старый канал. Партия российского стрелкового оружия доставляется на Кипр, а потом мне предстоит перебросить ее настоящему покупателю.